§ 45. Бентам *(408)

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 
17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 
34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 
51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 
68 69 

 

 Основателем современного утилитарианизма по справедливости признается Иеремия Бентам. Его заслуга не в первом установлении и не в теоретическом обосновании принципа возможно большей пользы, который он выставил уже в первой своей работе 1776 года "Отрывок о правительстве". Он вообще не столько теоретик, сколько практик. Его заслуга в более широком, последовательном и плодотворном применении принципа пользы. В этом он превзошел всех своих предшественников.

 Бентам различает *(409) три возможных принципа нравственности: принцип аскетический, принцип произвольный, или симпатии и антипатии, и принцип пользы. Первый и второй составляют противоположности друг друга; третий представляет собою нечто среднее.

 Аскеты отвергают удовольствия; все, льстящее чувствам, они считают ненавистным и преступным. Основу морали они видят в лишениях, а добродетель - в отречении от самого себя. Этот нравственный принцип принимался людьми двоякого рода: философами и ханжами (devots). Аскетические философы воображают себя выше человечества, так как презирают вульгарные удовольствия. Ханжи-аскетики суть безумцы, мучимые пустыми страхами. Человек, по их мнению, выродок, долженствующий постоянно карать себя за то, что родился. Однако мученика этих ложных мнений имеют все-таки надежду, что каждая минута добровольного страдание на земле вознаградится для них целым веком блаженства в будущей жизни. Таким образом, аскетический принцип в обоих своих видоизменениях покоится все-таки на ложной идее пользы. Ханжи доводят его до большей крайности, нежели философы. Философы ограничиваются цензурой удовольствий; ханжи сделали из страданий обязанность. Стоики говорили, что страдания не зло. Янсенисты даже признали его благом.

 Произвольный принцип, или принцип симпатии и антипатии, состоит в том, будто мы одобряем и порицаем по непосредственному к тому чувству, без всякого другого к тому основания: я люблю, я ненавижу - вот в чем суть этого принципа. Действие признается добрым или злым не потому, как оно относится к интересам того, кого касается, а потому, что оно просто не нравится тому, кто о нем судит. Решение окончательно; чувство, служащее основой решения, не мотивируется никаким соображением об отношении его к общественному благу. Все дело в непосредственном внутреннем убеждении. Нелепость этого принципа доказывается крайним разнообразием суждений отдельных людей о различии добра и зла.

 Из этих принципов аскетический никогда не имел большого влияния на действия правительств. Они, напротив, всегда стремятся к приобретению силы и благосостояния. Зло, причиняемое правителями, проистекает из ложных представлений о величии и могуществе или из личных страстей, и зло было всегда только последствием этих ложных понятий и страстей, но никогда их целью.

 Принцип симпатии и антипатии имел большее влияние на правительства. К этому принципу может быть сведено все, делавшееся ради доброй нравственности, равенства, свободы, справедливости, могущества, торговли, самой религии.

 Обоим этим ложным принципам Бентам противопоставляет единственный, по его мнению, истинный принцип - принцип пользы, причем он предполагает, что разумно понятые интересы людей находятся в полной между собою гармонии.

 Против принципа наибольшей пользы нельзя выставить ни одного действительного возражения. Говорят в виде возражения против принципа пользы, что каждый сам судит о своей пользе. Это действительно так, но так и должно быть. Иначе человек не был бы разумным существом. Кто не может судить о том, что ему надо, тот хуже ребенка - это идиот. Обязанности, падающие на человека, вытекают только из сознания превосходства одних интересов над другими. Все самые возвышенные проявления добродетели могут быть сведены к расчету благ и зол. Объяснить их разумным и простым образом, как действия разума, не значит вовсе их ослабить или унизить. Если отвергнуть принцип пользы, чем его заменить? Замените ли вы его деспотическим принципом, предписывающим человеку поступать так или иначе неизвестно почему, по одному только простому повиновению? Но чем принудить человека к самому повиновению?

 Нередко принципу пользы противополагают принцип религиозный. Бентам находил, что это не есть особый, самостоятельный принцип. Как можно узнать волю Бога? Одни скажут, что она всегда ведет к счастью человека: это значит свести все дело к принципу пользы. Другие скажут, что воля Бога отвергает грубые и чувственные наслаждения, - это будет аскетизм. Третьи ищут мерило воли Бога в естественных чувствах, вложенных ими в природу человека, - это, в сущности, тот же принцип симпатии и антипатии. Пожалуй, сошлются на откровение. Но Бентама и это не удовлетворяет: и христианское откровение толкуется слишком различно, как наглядно учит тому история церкви.

 Общее благо должно быть целью законодателя. Знать общее благо - задача науки; найти средства его осуществить - задача искусства *(410). Это начало пользы, выражаемое неопределенно, мало вызывает возражений, на него смотрят как на общее место. Чтобы дать этому началу должную определенность, надо установить ясные и точные понятия, достигнуть единства их содержания и выработать приемы нравственной арифметики, посредством коих можно бы было получить определенную оценку пользы и вреда.

 Природа подчинила человека чувствам удовольствия и страдания. Мы им обязаны всеми нашими идеями, мы к ним относим все наши суждения, все определения нашей жизни.

 Не все испытываемые нами впечатления вызывают в нас удовольствие и неудовольствие. Большинство их для нас совершенно безразличны и проходят почти незаметно; но и те, которые связаны с удовольствием и неудовольствием, очень многообразны. Бентам разлагает их на простые и сложные и затем и те и другие группирует по нескольким подразделениям. Простыми он называет удовольствия и неудовольствия, неразложимые, не состоящие из нескольких ощущений; сложными - состоящие из нескольких удовольствий или страданий. Простые удовольствия (simples plaisirs) разделяются на 15 групп: 1) удовольствия чувств - вкуса, обоняния, слуха, зрения, осязания, здоровья, новизны, 2) богатства, 3) ловкости, 4) дружбы, 5) доброй репутации, 6) власти, 7) жалости, 8) благосклонности, 9) зложелания, 10) умственные, 11) памяти, 12) воображения, 13) надежды, 14) общения и 15) облегчения и освобождения. Эти простые удовольствия соединяются и перемешиваются на тысячу ладов. Удовольствие, испытываемое нами при виде ландшафта, слагается из разнообразных удовольствий чувств, воображения, памяти. Страдания простые Бентам разделяет на 11 групп: 1) мышления, 2) чувств, 3) неловкости, 4) вражды, 5) дурной репутации, 6) жалости, 7) благосклонности, 8) зложелания, 9) воображения, 10) памяти и 11) страха.

 При таком разнообразии удовольствий и страданий необходимо сравнивать и оценивать их. Значение, цена удовольствий и страданий зависит от семи различных условий: 1) интенсивности, 2) продолжительности, 3) прочности, 4) близости, 5) продуктивности, т.е. способности производить новые удовольствия и страдания, 6) чистоты, т.е. неспособности удовольствия вызывать за собой страдания, и неспособности страдания вызывать за собой удовольствия и 7) распространенности по числу причастных ему лиц.

 По соображению всех этих условий определяется цена удовольствий и страданий. Приемом тут служит следующий счет: зло - это расход, добро - это доход. Правила счета здесь те же, как и во всех других случаях.

 Хотя эта теория морального счета, говорит Бентам, никогда не была еще ясно изложена, но она всегда применялась на практике.

 Но цена удовольствий и страданий определяется не одними объективными условиями, а также субъективными: чувствительностью. Одна и та же причина удовольствия или страдания не каждому дает одно и то же удовольствие и страдание. Это различие в зависимости от неодинаковой чувствительности бывает по степени - количественное и по существу - качественное. Одно и то же впечатление на разных людей может производить то ощущение удовольствия, то ощущение страдания: это различие существа качественное; различие может ограничиться только степенью удовольствия или страдания: это различие количественное. Основами различия чувствительности служат: 1) врожденный темперамент, 2) здоровье, 3) сила, 4) уродства и увечья, 5) степень развития умственного, 6) степень просвещения, 7) твердость души, 8) стойкость, 9) сила наклонностей, 10) понятие чести, 11) религиозные чувства, 12) чувства симпатии, дружбы, сочувствия, сословного духа, партийного, общественного, национального, гуманного, 13) антипатии, 14) безумия и 15) денежные обстоятельства.

 Кроме этих непосредственных оснований различной чувствительности косвенное на нее влияние имеют также: 1) пол, 2) возраст, 3) общественное положение, 4) воспитание, 5) обычные занятия, 6) климат, 7) национальность, 8) форма правления и 9) исповедание.

 Как нельзя определить движение корабля, не зная условий, влияющих на его скорость: силы ветра, сопротивления воды, формы судна, веса его груза и т. п., так точно нельзя с уверенностью законодательствовать, не принимая в соображение всех условий чувствительности. Это необходимо, например, при составлении уголовных законов для определения вреда от преступления, для устанавливания соответствующего удовлетворения потерпевшего, для выяснения степени воздействия наказания на преступника. Наконец, это очень важно также и при заимствовании чужих законов, один и тот же окажет различное действие у разных народов, если их чувствительность неодинакова.

 Для одинаковых преступных действий одинаковые наказания - так обыкновенно говорят. В действительности это положение может казаться выражением справедливости и беспристрастия только поверхностному уму. Закон неуклонный, не считающийся ни с полом, ни с возрастом, ни с имущественным и общественным положением, ни с воспитанием, ни с предрассудками религиозными и нравственными отдельных лиц, будет вдвойне негоден как не достигающий цели (inefficace) и как тиранический. Слишком суровый для одного, слишком слабый для другого, под личиной кажущегося равенства он кроет самое уродливое неравенство.

 Дело законодателя поставлено в те же условия, что и дело врача: их дело сводится к выбору меньшого зла. Всякий закон - зло, так как всякий закон есть стеснение свободы. Существование закона может быть оправданно только тогда, когда запрещаемое им действительно зло, и притом зло большее, чем устанавливаемое законом стеснение свободы. Другими словами, законодателю и врачу надо иметь в виду двоякое зло: зло преступления и болезни и зло наказания и лечения.

 Зло редко является обособленным. Последствия зла падают не на одно только лицо, а задевают обыкновенно других. По своим последствиям зло может принимать различные формы. Бентам различает первичное, вторичное и третичное зло (mal du premier, second, troisieme ordre). Первичное зло это то, которое отзывается на непосредственно потерпевшем и на точно определенных лицах, связанных с непосредственно потерпевшим какою-либо личною связью родства, дружбы, деловых отношений. Вторичное зло - это вызываемое преступлением общее возбуждение; третичное зло - общая опасность. Вторичное и третичное зло имеют то общее им свойство, отличающее их от первичного, что они относятся к неопределимой наперед группе лиц.

 Нравственность и законодательство сходны в своей цели: и то, и другое - искусство направлять человеческие действия к достижению возможно наибольшей суммы блага. Но между ними существует различие по объему их действия. Нравственность охватывает все действия - публичные и частные: она может руководить людей во всех подробностях их жизни, во всех их отношениях к другим; законодательство, напротив, не может, а если бы и могло, не должно идти так далеко. Это различие имеет двоякое основание. Вопервых, законодательство не может влиять иначе на поведение людей, как наказаниями; наказания суть сами по себе зло и могут быть оправданы, только если ими достигается большая сумма благ. Но в большинстве случаев подкрепление нравственного правила наказанием, зло наказуемой вины оказывается меньшим зла, происходящего от наказания. Во-вторых, законодательство легко может впасть в ошибку, вместо виновного карая невинного. Это происходит от трудности определить точно и ясно условия виновности, как упорство, неблагодарность, предательство и т. п.

 Но для действительного проведения границ нравственности и законодательства надо остановиться на классификации нравственных обязанностей. Обязанности эти разделяются прежде всего на обязанности в отношении к самому себе и на обязанности в отношении к другим. Первые - это благоразумие (prudence). Затем обязанности в отношении к другим могут быть отрицательные и положительные. Отрицательные заключаются в воздержании от посягательства на чужое счастье: это - честность. Положительные - в содействии умножению чужого счастья: это - благодеяние.

 Нравственность требует содействия законодательства в отношении ко всем этим трем нравственным обязанностям, но не в одинаковой степени и не одним и тем же способом.

 Правила благоразумия почти всегда не требуют содействия законов. Человек нарушает свои собственные интересы не по недостатку доброй воли, а по недостатку ума, знания. Самому себе делать вред можно только по ошибке. Страх повредить самому себе достаточно сильный мотив для воздержания от неблагоразумия, чтобы надо было к этому присоединять еще страх законом устанавливаемого наказания.

 Наказания, устанавливаемые за пьянство, разврат, расточительность, вопервых, очень легко обойти; во-вторых, зло, проистекающее от применения такого закона, превосходит зло, порождаемое самой виной. Если законодатель задумает искоренить пьянство и любодеяния, придется прибегнуть к мелочной регламентации. Проистекающее отсюда усложнение законодательства - первое, очень важное неудобство. Чем легче скрыть эти пороки, тем более суровые наказания потребны, чтобы подавить силу порочных наклонностей. Чрезмерная суровость законов - другое, не менее важное неудобство. Трудность доказательства этих пороков потребует поощрения шпионства и содержания целой армии надзирателей. Вот третье неудобство, худшее двух первых. Если сравнить выгоды и вред, происходящие от развития шпионства, окажется преобладание вреда. Преступление этого рода, если можно так назвать эти случаи неблагоразумия, не производят в обществе возбуждения; но шпионство породит всеобщий ужас; все, и виноватый и правый, будут бояться за себя и за своих, в людях поселится подозрительность, недоверчивость, всякие отношения между людьми станут опасными. Вместо уничтожения порока, зародятся новые, более опасные. Одно только можно допустить в этом отношении со стороны законодательства: установление легких пеней, когда дело получает характер открытого, гласного скандала. Такие случаи могут служить для других заразительными примерами.

 Еще более несчастны те народы, где законодательство стремится установить единство религии. Если человек убежден, что вечное спасение зависит от данного исповедания, чем может бороться законодатель с таким сильным мотивом?

 Общим правилом должно служить: оставлять людям самую широкую свободу во всем, в чем они могут вредить только самим себе, так как они лучшие судьи своих интересов. Законы должны ограничивать свободу человека лишь в целях предотвращения вреда другим.

 В отношении к благодеянию следует различать содействие общему благосостоянию и содействие личному счастью отдельных людей. Обязанности по содействию общему благосостоянию должны быть устанавливаемы и регулируемы законодательством, таково, напр., дело общественного презрения. Содействие личному благу должно быть предоставлено нравственности. Однако в некоторых случаях, напр., в случае неоказания помощи гибнущему, когда это легко можно было сделать, из этого правила установляются исключения. Кроме того, Бентам считает необходимым охранить и животных от бесцельных истязаний.

 Существования естественного права, основанного на природе человека, присущего ей, неотчуждаемого, Бентам не признает *(411). Естественное право, естественные законы - выражения фигуральные, предполагающие природу существом повелевающим, устанавливающим законы. Но этого в действительности нет. В человеке естественны только чувства удовольствия и страдания.

 Но эти чувства - не законы. Они, напротив, сами регулируются законами *(412).

 Все законы, все право установляется, по мнению Бентама, только правительством. До установления правительства нет и права. Отсутствие прав, законов безопасности делает невыносимым безвластное состояние: сознание этого зла и побуждает людей установить правительство. Но все действительно существовавшие в истории и существующие правительства основаны не на свободном договоре людей, а на силе, и затем мало-помалу укреплялись обычаем *(413). Действительные права создаются законом. Только эти реальные права охраняют мир, дают всем покровительство. Естественное право - только химера *(414).